---

Вот он есть, вот его не стало – всё очень просто.

Ремус врал всем – долго и с завидным упорством, давясь натянутой улыбкой и скрывая глупыми свитерами разодранные до мяса предплечья. Ремус врал родителями – ведь это ничего, с возрастом пройдёт, у многих подростков в четырнадцать начинается тот самый период, когда даже собственный организм восстаёт против хозяина.

Ремус врал всем, и лишь в свои пятнадцать понял, что в том числе – себе.

Он смотрит в зеркало и не видит в нём человека. Он всматривается внимательно в своё-чужое отражение, и зрачок радужку заливает тёмной смолью, а в глотке рык утробный зарождается. Он всматривается внимательно, а гладь стекла разлетается под ударом – осколки впиваются в кожу, но он даже не чувствует боли, он даже не слышит того мерзкого звука, потому что вылетает из ванной комнаты слишком быстро. Потому что путается в собственных ногах где-то в коридоре, ногтями цепляет выцветший ковролин и голосом совершенно не-своим завывает, словно зверь в неволе.

Словно. Зверь. В. Неволе.

По сути – не так далеко от правды. По крайней мере, именно так он и ощущал себя все эти два года.

Когда переводят Фенрира, становится веселее. На первое время.

Фенрир почему-то всё время рядом ошивается и улыбается мерзко, острые клыки демонстрируя; Фенрира почему-то подселяют к Ремусу, и добрую половину ночи они всегда проводят в «гляделках»: у Грейбэка взгляд внимательно-хищный, а Люпину кажется, что как только он сдастся – широкая ладонь сомкнётся на шее, перекрывая доступ кислороду и позвонки хрупкие в крошево раскатывая.
( Ремус уже видел это пару дней назад, Ремус просто с м о т р е л, пока медсестра дрыгалась беспомощно, словно кукла, чей механизм сломан )

Но на групповой терапии от чего-то все обеспокоенностью смотрели только на него.

Но Дамблдор сегодня от чего-то решил, что это с парня спрашивать надо, словно он, мать его, знает, какого чёрта происходит; словно он не мечтает в тайне [ напрягая остатки здравости, что скрылись в агонизирующем разуме ] об избавлении – Фенрир вселяет ужаса столько же, сколько желания спрятаться, чтоб не нашли, слиться с серым камнем стен, ведь, ха, так явно будет лучше. В Бога Люпин верить перестаёт, правда, после разговора с полицейскими и взгляда отца: такого… разочарованного. Горящего ненавистью.

– Ремус?..

Ремус смотрит куда-то в сторону лестницы и отстранённо думает, что из всех прочих мест в «Бедламе» ему нравится именно кабинет главного врача ( «Пожалуйста, называй меня Альбусом, ведь я твой друг и искренне хочу помочь» ): просторно-двухэтажный и светлый, с книжными стеллажами до потолка ( интересно, сколько томов здесь находилось в общей сложности? ) и аккуратно разложенными письменными принадлежностями на массивной алой столешнице; из широкого окна открывался вид на заснеженную территорию ( весной и летом там происходила настоящая природная магия ), а кресло приятно поскрипывало кожаной обивкой, пока парень забирался в него с ногами – удивительная забота о комфорте пациентов.

– Ремус, ты слышишь меня?

Он реагирует не сразу, буквально титаническим усилием выныривая из пространных мыслей ( где-то позади он слышит чужое презрительное хмыканье ), заставляя себя сконцентрироваться сначала на зажиме для галстука в форме какой-то птицы, после неспешно поднимая взгляд на очки-половинки и рот уже было открыв, но так не издав и звука – в голове от чего-то неумолимо пустеет.

– Я… да, я слышал Вас, – наконец произносит Ремус.

Дамблдор в ответ кивает и на столе пальцы «замком» переплетает, смотрит на парня пристально и произносит мягкой настойчивостью ( так всегда говорят с больными, знаете? ):
– Ты снова не договорил, Ремус. Я всё ещё хотел бы узнать, что произошло.

Схема простая, приевшееся, ставшая рутинной: Альбус задаёт вопросы, Люпин пытается на них отвечать, обязательно в какой-то момент начиная абстрагироваться, пока не замолкает; Альбус зовёт, пока парень не придёт в себя, пока не начнёт машинально пальцами плечи сжимать и хмуриться, словно пытаясь уловить смысл их разговора – иногда им удаётся провести за продуктивными диалогом куда больше отведённого на встречу времени, а порой ни к чему это не приводит, и в такие дни Ремус ощущает себя опустошённее обычного. И в такие дни Ремус может – действительно может, даже н е п о н и м а я того, – забыться, пока камень цепляет ногтевую пластину и сдирает её с пальцев ( пластыри, что от кровью пропитываются излишне-быстро, тоже превратились в еженедельную рутину ), или пока на лице затягиваются свежие шрамы, а дежурный санитар из всех сил пытается справится с вырывающимся мальчишкой, что рычал опасливо, силясь набросится и переломать-разодрать-разорвать. Шрамы ведь украшают мужчину, да?

– Почему я должен отвечать за его действия? – медленно произносит, гласные растягивая и голову опуская. – Я просто стоял, я не сделал ничего, чтобы сейчас выслушивать всё это от Вас. Спросите у него сами, но меня в это не впутывайте – я просто хочу домой.
[lzsm]<div class="character"><a href="ссылка">Ремус Люпин, 17</a></div><div class="fandom">psycho!au</div><div class="about">мальчик, который кричал: « волки ».</div>[/lzsm][icon]https://i.imgur.com/eOykrsm.png[/icon]

Отредактировано Remus Lupin (2019-10-04 02:48:46)